Рассказывает Алекс Хубер

Считается, что альпинизм родился в Шамони (Франция), в 1868 году. Это – спортивные восхождения на вершину, без посторонних мотиваций (заработок, охота, добыча золота). Первой покоренной горой стал Монблан – самая высокая вершина Альп и Западной Европы (4810 м). Отсюда вопрос – если "макушка" покорена, то куда двигаться дальше?
 

Но альпинисты довольно быстро поняли, что в альпинизме существует гораздо больше измерений для дальнейшего развития. Альпинизм – это не только высота. У каждой вершины есть склоны с простым доступом, по которым нетрудно подняться, есть вертикальные стены. И последнее, безусловно, гораздо труднее.
 

Эволюция привела альпинистов на самые высокие горы мира – в Пакистан и Непал. Восьмитысячники притягивают всех – это самые крупные вершины планеты. В свое время Рейнхольд Месснер первым покорил все горы выше восьми тысяч – и что же оставалось делать другим? Я занялся альпинизмом как раз в это время – и куда было двигаться дальше? Разве можно в Европе найти что-то выдающееся по сравнению с Гималаями?
 

Я считаю это положение неправильным. Потому что главное – не высота, а стиль, которым вы поднимаетесь на гору. Подняться на стену без веревки, без страховки – для этого не обязательно ехать на восьмитысячник. И после ситуаций, когда твоя жизнь в буквальном смысле держится на кончиках пальцев, мы с уверенностью можем сказать – границ в альпинизме не существует. Мы находимся в самом начале пути…
 

Если перенести стиль фрисоло на величайшие стены мира, мы поймем, что перед нами – огромный объем работы. Современный экстремальный альпинизм живет не за счет традиционных маршрутов, а за счет суперсложных линий на огромной высоте, которые воодушевляют всех, кто об этом читал или видел фото. Сложное лазание на высоте семь тысяч метров – это вектор, который сегодня задан современному альпинизму. Им занимаются люди, которые могут назвать себя настоящими экстремальными спортсменами.
 

Сегодня наша задача – найти новые пути и маршруты развития спорта. Всю мощь и силу спортивного скалолазания, которым я занимался очень долго и много, можно перенести на высокие стены, и это будет совершенно новое слово в альпинизме. То есть, сегодня мы не то что не наблюдаем закат альпинизма – его горизонты расширились до невозможности, и каждому в нем есть чем заняться.

 

- Если все вершины уже покорены, то зачем на них идти?
 

- Есть филателисты, есть те, кто собирает значки. Альпинисты - люди, которые собирают эмоции и впечатления. И оттого, что кто-то уже покорил какой-то маршрут, для тебя лично он не теряет ценности, ты поднимаешься вверх, преодолеваешь себя. Сохраняешь впечатления и испытываешь всю палитру ярчайших чувств вне зависимости от того, был кто-то на вершине до тебя или нет.
 

- При восхождении вы достигаете высочайшего уровня концентрации и сосредоточенности – помогают ли вам в этом какие-то духовные практики?
 

- То, что очень красиво выглядит на видео и фото – это результат очень длинного пути; многих путей. Когда я достиг высочайшего уровня в спорте, в лазании, я начал практически с нуля ходить простые маршруты фрисоло без веревки. И, соответственно, со временем, за много лет, я довел мастерство и умение контролировать психику и владеть страхами до такого уровня, что мог приблизить лазание без веревки к уровню лазания со страховкой. Специальными практиками я не занимаюсь.
 

- Кто помогает вам в фото- и видеосъемке, это также альпинисты?
 

- Все фотографы, с которыми я работаю, сами являются выдающимися альпинистами; подняться по тем маршрутам, по которым лазаю я, даже с веревкой – уже подвиг. Я работаю с профессионалами высокого класса.
 

Развитие техники идет настолько быстро, что в наше время гораздо сложнее донести сделанные фотографии до широкой аудитории, а не снять их. Сейчас многие считают, что сделав фото на "мыльницу" или телефон, должны показать его всему миру; и в этом информационном хаосе многое теряется. Но профессионализм всегда стоит того, чтобы потратить на него время. Это не менее важно, чем собственно залезть на гору.
 

Конечно, в первую очередь мы стараемся брать в экспедицию специальное оборудование и приборы, которые повышают безопасность восхождения, но если бюджет позволяет, всегда пользуемся всевозможными новинками – квадрокоптерами, камерами. Но это вопрос денег. Хотя хорошее фото можно сделать и обычным фотоаппаратом!
 

- Алекс, раньше вы занимались физикой, не жалеете, что оставили науку? Используете ли вы научные знания в лазании?
 

- Я не жалею, что прекратил заниматься наукой. Я изучал атмосферные явления, работал в институте метеорологии, но то, что переживаю в открытой природе во время путешествий и экспедиций в самые невероятные места, удовлетворяет мое любопытство гораздо больше, чем, если бы я сидел за столом в здании. Все мои поездки обогащают гораздо больше любой научной карьеры.
 

Самое важное научное знание для меня – это о силе тяжести! Что бы я ни делал, куда бы ни полез, она всегда тянет вниз! Потому, проходя маршрут, я должен не только хорошо лезть, я должен никогда не отпускать зацепы.
 

- Вы лазаете как на большой высоте, так и ближе к уровню моря. Можете ли сравнить ощущения? Что больше запоминается?
 

- Я не считаю какие-то из своих восхождений топовыми, какие-то – посредственными. Для меня самое важное – общий объем того, что я делаю и общее богатство сделанного. Одинаково приятно, интересно и сложно лезть как на скалы в Европе, так и в Антарктиде, в Пакистане. Я не делаю различия между ними.
 

Мне никогда не скучно в альпинизме и на восхождениях. Все занятия в горах наполняют радостью – боулдеринг, спортивное лазание, фрисоло, скорость на сложных маршрутах, холодные стены.
 

- Есть ли у вас кумиры в альпинизме и советуетесь ли вы, например, с Месснером, по поводу своих восхождений?
 

- Я знаком со многими выдающимися альпинистами, в том числе с Месснером, Дагом Скоттом, Крисом Боннингтоном, но, к сожалению, опыт и знания прежних времен не переносятся на наши сегодняшние условия.
 

Знаю точно – альпинисты тех дней точно так же шли к границам возможного, как сегодня делаем это мы. Я с огромным уважением отношусь к тому, чего они достигли, и готов перед каждым снять шляпу.
 

- Когда на маршруте происходит срыв, ругаетесь ли вы? И можете описать свои чувства на вершине?
 

- Как и при любых занятиях в жизни, когда ты реализуешь какой-то проект, достигаешь цели – и, в том числе, при подъеме, на вершине ты просто счастлив. Поэтому, конечно, не ругаешься.
 

Но если я постоянно падаю и попадаю в ситуации, которые трудны, конечно, я могу быть в плохом настроении и ругаться. Но в сухом остатке проекты, на которых я больше всего ругался и потратил нервов и времени, запоминаются дольше и дольше радуют.
 

- Важна ли для вас коммуникация с напарником на маршруте?
 

- Это один из самых первостепенных аспектов удачи при восхождении. На проектах моего уровня я должен лазать с топовыми альпинистами, пусть не настолько умелыми, как я, но прекрасного уровня. И очень важно, как я себя чувствую рядом с этим человеком, как мы проводим свободное время.
 

Я хожу в горы только с теми людьми, с которыми ощущаю себя комфортно, и рядом с которыми мне нравится находиться.
 

- Есть мнение, что большинство экстремальных спортсменов – адреналинозависимы. Что вы думаете по этому поводу?
 

- На мой взгляд, самые потрясающие ощущения испытываешь, когда ты чего-то достиг. И, конечно, адреналин играет здесь немаловажную роль. Но определение "зависимость" имеет негативную подоплеку. Поэтому я смотрю на эту установку скептически, потому что для меня альпинизм и лазание – самое прекрасное из того, что я делаю. Я в пути, в горах, на природе, испытываю свое тело и душу…
 

Да, горы небезопасны, но не менее опасны алкоголь, зависимость от компьютеров и мобильников; кола и бургеры. Да, альпинизм и скалолазание – зависимость, но зависимость позитивная.
 

- Сколько времени у вас ушло на самый продолжительный подъем, и в какую самую сложную экстремальную ситуацию вы попадали?
 

- Самая продолжительная стена, которую я прошел фрисоло, это восточная стена вершины Гран Капуцин в Шамони высотой 450 метров. Это высокие суровые горы – и самое сложное, что обратно мне пришлось спускаться по тому же пути, с этой каменной иглы нет простых спусков. Самым страшным было, стоя на вершине, думать о пути назад. Это остается в памяти надолго, на проект ушел целый день.
 

- Можете ли вы дать совет – как бороться со страхом?
 

- Все довольно просто – нужно поверить в то, что страх отойдет. Нужно лазать больше, и вы заметите, что чувствуете все большую уверенность и можете больше себе позволить и лазать выше. Самое важное – верить в себя.
 

Чем больше вы будете заниматься, тем лучше вы будете слышать язык своего тела и духа, будете понимать, чего тело может себе позволить, а что – нет. Чем больше вы упражняетесь, тем в большей гармонии находитесь.
 

Я не считаю себя безбашенным фриком, я считаю себя скалолазом, который очень четко и адекватно оценивает свои способности и возможности. Мне знаком риск, я знаю, чем рискую, и готов идти на него. Но только если я знаю, что могу контролировать его. По-настоящему опасно и страшно становится тогда, когда вы берете на себя риски, о которых не имеете никакого понятия.
 

Многие считают, что я – псих, но на самом деле я – очень вменяемый, спокойный и вдумчивый человек.
 

- Существуют ли любимые стены и места, куда хочется возвращаться?
 

- Конечно, это Доломиты, Монблан, Йосемиты в США. Но я также охотно путешествую по всему миру и не хотел бы фиксироваться на каком-то отдельном районе и называть его "любимым". Любые горы в любом уголке земли – прекрасны.
 

- Верите ли вы в какие-либо приметы?
 

- Я не суеверен, и знаю, что лучшее – это просто крепко держаться за скалу.
 

- Во время восхождения вы много времени проводите на скале – берете ли вы с собой какое-то питание?
 

- Во время фрисоло я ничего не могу с собой брать, потому что любой дополнительный груз утяжеляет. Приходится терпеть… Но я привык!